За последнюю неделю бессонница стала моей лучшей подругой. Меня не мучают кошмары, но тревога и напряжение не покидают меня со дня жатвы. Даже когда я возвращаюсь измотанная с тренировок, чувствую лишь усталость, а не срочную потребность лечь в кровать и провалиться в сон. Полночи мы можем проговорить с Финником. Не об играх, не о способах выживания на арене в различных условиях, а просто так, как раньше, когда жили по соседству. Мы можем вспоминать родные края, старые шутки, и как будто вновь переносимся на ступеньки крыльца моего дома, куда Одэйр приходил иногда по вечерам, чтобы поделиться чем-то, что его беспокоит, расстраивает, злит или вызывает раздражение. Только вот теперь моя очередь делиться тем, что происходит у меня на душе. Потом он спохватывается, напоминает, что мне необходимо высыпаться, смотрит не то виновато, не то укоризненно, но наверняка он и сам прекрасно знает, что такое ночи перед Играми. Потом я долго ворочаюсь, засыпая лишь к рассвету, и просыпаюсь спустя каких-нибудь пару часов по будильнику. Финник твердит,  что недостаток сна делает меня рассеянной тогда, когда нет ничего важнее предельной концентрации и собранности.

Дни тренировок были самыми сложными для меня. Очень многому приходилось учиться прямо в тренировочном центре, так как в своем Дистрикте я никогда не держала в руках оружие, и мои физические данные оставляли желать лучшего.  Было непросто, но Фергас помогал мне, объяснял все, что только можно вложить в мою голову в столь сжатые сроки. Он тратил на работу со мной больше времени, чем на себя самого, а на все мои возмущения на этот счет не обращал никакого внимания. Сложно сказать, что я в чем-то серьезно преуспела, но уж что-то наверняка усвоила. Больше всего мне были интересны способы выживания, добычи пресной воды, безопасный ночлег, защита от хищников, которых любят запускать в локацию распорядители. Что у меня хорошо получалось - так это отличать травы, ягоды и коренья. Я могу определить не только то, какие из них съедобные, а какие нет, но и грамотно использовать их. К нам  в дистрикт поставляли лекарства из Капитолия, и в больнице их всегда было в достатке, но все они были  очень дорогие  и учет каждого препарата велся очень строго, поэтому моя мама нашла выход в составлении микстур из натуральных ингредиентов. Я была любопытным ребенком и задавала много вопросов, с интересом наблюдая за действиями мамы, которые напоминали мне приготовления зелий колдуньями в детских сказках. Она охотно делилась секретами и хитростями, рассказывая о разновидностях и способах применения тех или иных трав. Едва ли это мне всерьез поможет на Арене.

Сегодня последний день перед Играми, и  уже не будет никаких тренировок. Трибутам предстоит выйти на сцену перед капитолийской публикой и побеседовать с ведущим программы, которую покажут по телевизорам во всех Дистриктах. И я должна быть на высоте, как говорят все вокруг, и я не спорю, прекрасно зная, что таковы правила. Финник с самого утра инструктировал меня, как вести себя на публике,  Пенелопа накидала мне несколько возможных вариантов вопросов, которые, по ее мнению, мог бы задать Цезарь, а так же, мои ответы на них. Я пытаюсь заучить их наизусть, но слова как будто проходят сквозь меня, путаясь и растворяясь в других мыслях. Времени остается очень мало, и я решаю, что его будет достаточно на зубрежку в кресле стилиста.

С Уиллфордом мы не виделись со дня презентации трибутов. Тогда он создал очень красивый образ. Сложный, яркий, совершенно на меня не похожий - оттого и красивый. Мне в целом безразлично, что он сделает из меня сегодня, едва ли от этого будет что-то зависеть, не говоря уже о том, что стилист уж точно не будет спрашивать у меня, что я хочу. Да и хочу ли чего-то?

Дверь передо мной отъезжает в сторону, едва я к ней подхожу. Уиллфорд встречает меня, широко, но натянуто улыбаясь, щебечет с энтузиазмом, внимательно меня разглядывая. Спрашивает про сон, и я виновато опускаю взгляд. Не знаю, имеет ли смысл объяснять, что засыпать в том положении, в которое я попала, весьма сложно. Слова же о платье меня воодушевили, стало очень любопытно, что подготовил для меня Уиллфорд. Видимо, что-то типично девичье проснулось во мне в этот момент, ведь еще пару минут назад мне было безразлично, во что меня оденут.

- Я не очень хорошо спала, - признаюсь мужчине, забираясь в кресло. - Ты тоже выглядишь уставшим, - замечаю я, поднимая на него взгляд. Быть может, он и хочет казаться бодрым и решительным, но глаза его выдают. Я перебираю в руках карточки с вопросами, некоторые из которых довольно личные и даже интимные. А ведь Пенни даже не знает, что он спросит, никто не знает. И меня это пугает, импровизируя я неважно. - Я побаиваюсь интервью, - говорю я зачем-то. По правде говоря, я очень жалею, что не успела пообщаться на эту тему с Финником как следует. - Ты же давно знаешь Цезаря? Какой он человек? - Почему-то мне кажется, что именно от этой информации зависит, как я буду чувствовать себя в кресле напротив Фликермана.

Отредактировано Annie Cresta (2017-04-09 13:59:14)

Уиллфорд отчитывает меня за уставший вид, и я молча выслушиваю его, даже не думая искать себе оправдание. За последнюю неделю я уже привыкла безропотно слушать, внимать чужим советам и рекомендациям, впитывать и примерять на себя – здесь каждый профессионал в своем деле, и все знают, что мне нужно, лучше меня самой.

На этот раз я не жду приглашения, забираясь на высокий стул и уставившись на себя в зеркало. В нем я совсем себе не нравлюсь, может, виной всему освещение – но кожа моя как будто приобрела какой-то серый оттенок, да и волосы выглядят какими-то тусклыми. Щеки кажутся впалыми, а под глазами залегла тень. Создается впечатление, будто я в последний раз смотрела на себя в зеркало не сегодня с утра, а пару бессонных и изнурительных недель назад – неудивительно, что стилист не доволен моим внешним видом. Тем не менее, он отвлекается от критики и беззаботно щебечет о вечеринках, платьях и прочей мишуре, как и все капитолийцы, как мне теперь кажется. Пенни тоже говорит без умолку, и первое время я вежливо пыталась слушать ее и как-то поддерживать диалог, но быстро поняла, что Пенелопе это не требуется, достаточно по интонации понимать, когда нужно кивнуть, а Финн и Мэгз и вовсе воспринимают как фон. Впрочем, иногда девушка рассказывает вещи, которые менторы по тем или иным причинам предпочитают держать при себе. Например, я густо краснела и отводила взгляд, когда эскорт в красках описывала эротические предпочтения некоторых спонсоров, которые весьма охотно помогают на Арене трибутам, угодившим им до начала игр.  Причем, говорила она это без капли смущения, считая подобные методы абсолютно приемлемыми и весьма эффективными. Столичный менталитет явно предусматривает раскрепощенность и агрессивную сексуальность, костюмы трибутов из первого Дистрикта на параде были настолько откровенны, что было неловко на них смотреть – тончайшая прозрачная ткань,  густо усыпанная бриллиантами лишь в стратегических местах, но их нисколько это не стесняло, они широко улыбаясь, поворачиваясь к зрителям так, что драгоценные камни и вовсе переставали скрывать что-либо. Уиллфорд же, к моему счастью, подобрал наряд достаточно скромный, за что я ему безмерно благодарна. Надеюсь, на этот раз с нарядом мне тоже повезет.

Когда стилист внезапно начинает меня хвалить, я не верю своим ушам. Снова уставившись в зеркало, пытаюсь сообразить, что же во мне изменилось за какую-то неделю в положительную сторону. Мне кажется, что волосы выглядят точно так же, как и всегда, но Уиллфорд упорно утверждает, что они стали лучше. И румянец где-то увидел. Не спорю с ним, лишь говорю негромкое «Спасибо», благодарно улыбнувшись его отражению за моей спиной в зеркале.

Стилист живо отзывается на мой вопрос о Цезаре, тут же спешит меня успокоить, что телеведущий ни в коем случае не станет спрашивать ничего такого, что выставит меня в дурном свете или каким-то образом заденет. В принципе, Одэйр говорил мне нечто подобное, но Пенни, видимо, из чувства собственной значимости, пихала мне в руки карточки с каверзными вопросами, убеждая, что я должна быть готова ко всему.  Фергас же, напротив, совсем не волнуется перед интервью, в школе Профи была отдельная дисциплина по общению с журналистами и поведению на публике.

- Спасибо, ты меня успокоил, - говорю я, убирая карточки, которые мне вручила эскорт. Прикрикнув на ассистентов, Уиллфорд продолжает рассказывать мне про Цезаря, я слушаю внимательно, хоть информации и ничтожно мало. И все же, одна фраза чем-то цепляет, и я сама не сразу понимаю, чем. «Ни слова о том, что ты на самом деле думаешь об Играх», - крутится у меня в голове, и я повторяю это про себя снова и снова, будто пытаясь распробовать слова на вкус.  Мужчина говорит о чем-то дальше, но я уже его почти не слушаю, осмысливая одну простую вещь – капитолиец не мог сказать такое. Жители столицы относятся к Играм как к чему-то само собой разумеющемуся, они ждут их как Рождества, для них это праздник, и им и в голову не приходит, что для кого-то это траур. Все те, с кем приходилось мне иметь дело, среди столичного бомонда, не воспринимали меня как человека, я лишь реквизит шоу, которого они ждут с нетерпением. Можно было бы подумать, что те, кто провожает трибутов на Арену каждый год, проникается ими и смотрит на происходящее совсем иначе. Но по опыту общения с Пенелопой я понимаю, что это не так. Я дожидаюсь, когда Уиллфорд отправит своих ассистентов по каким-нибудь важным поручениям, прежде чем вновь обратиться к нему с вопросом. – А что ты думаешь об Играх на самом деле?

Еще неделю назад столица казалась мне чем-то совершенно фантастическим и далеким, словно это какой-то другой мир. После своей победы на Играх Финник иногда привозил мне из Капитолия какие-нибудь диковинные фрукты, сладости или безделушки. Казалось, здесь есть все, но, как выяснилось, в этом самом "всем" совсем нет души. Люди здесь преимущественно почему-то уверены, что живые только они, что представляют какую-то особую ценность для всего населения, что жители Дистриктов - что-то вроде домашнего скота, который вызывает напускную жалость, только когда его ведут на убой. Но ведь сами они пустые, словно куклы, инфантильны в большинстве своем, эгоистичны и поверхностны. Не все, наверное, но подавляющее большинство уж точно. Уиллфорд кажется мне другим, у него совершенно иной взгляд. Он ведет себя как они, выглядит как они, потому что тут так принято, потому что он в этом вырос и всю жизнь варился, но мне кажется, что ощущает мир он намного глубже.

Треп об образе, платье, об эффекте, который я якобы должна производить, совершенно не будоражит мое воображение, слушаю и улыбаюсь лишь из вежливости, ведь стилист так воодушевлен, он старался, потратил много сил и времени, чтобы слепить из меня нечто хоть сколько-нибудь приближенное к столичному лоску. Мне же уже безразлично, хоть в клоуна наряди – хуже уже не будет.

Мой вопрос явно застал Уиллфорда врасплох. Неужели никто до меня не спрашивал у него ничего подобного? Мужчина отвечает мне тихо, почти шепотом, и удивляет меня еще больше. Он словно всерьез за меня переживает. Знает, что не выживу, но предостерегает и заботится, хоть и знакомы мы всего-ничего. Просит не заводить эту тему ни с кем, Финник говорил мне то же, и не слушаться его даже в отношении стилиста было  довольно беспечным поступком. Пожалуй, ему не понравится, если он об этом узнает.

- Хорошо, я все понимаю. Не буду, - обещаю я, на этот раз давая и себе слово, что буду осторожнее выбирать темы для разговоров. Особенно я не хочу, чтобы из-за меня пострадал кто-то еще. Уиллфорд явно переживает, что я могу поставить его под удар, ловко козырнув одной его неосторожной фразой. - Я никому не скажу, не переживай, - говорю доверительным шепотом. - А ты не рассказывай Финнику, что я спросила, хорошо? - Хватит с нас занимательных историй. Последняя неделя была так насыщена событиями, что я устала гораздо больше, чем уставала на занятиях в школе и от последующей работы по дому. У Одэйра и без меня полно проблем, особенно учитывая весьма напряженные отношения между ментором и самым перспективным трибутом предстоящих игр. Забавно, что Фергас ни разу не оказывался ниже первой строчки рейтинга трибутов, в то время как я все время плетусь где-то в хвосте. Я не стараюсь зарабатывать очки, как-то проявлять себя, было бы гораздо обиднее действительно желать подняться и  постоянно терпеть неудачу. Фергас же старательно работает над собой и своим имиджем, впитывает все рекомендации, которые дают ему менторы. Готовится к Играм как к экзамену, который просто обязан сдать на твердую пятерку.

То ли желая перевести тему, то ли в попытке меня приободрить, стилист с неподдельным воодушевлением торопится показать мне платье. Я вновь изображаю максимальную заинтересованность, мысленно молясь, чтобы оно было не прозрачным и чтобы в нем было возможно передвигаться. На Параде  некоторые костюмы были настолько неудобными, что трибуты с трудом шевелились. Впрочем, увиденное меня приятно удивляет. Платье однотонное, воздушное, как для морской нимфы - говоря словами Уиллфорда. Я подхожу к манекену и касаюсь пальцами нашитых на лиф цветов, которые смотрятся вполне органично и совсем не перегружают образ.

- Это для меня? - оборачиваюсь к стилисту, удивленная тем, что такую красоту создали специально, чтобы ее надела я. У меня никогда не было таких красивых платьев. - Оно невероятное! - Единственное, что огорчает - судя по длине, мне вновь придется ходить на высоченных каблуках. Ассистенты тут же окружают меня со всех сторон, как и в первый день. Они быстро избавляют меня от одежды, и помогают влезть в прекрасное дизайнерское творение цвета морской волны. В нем моя фигура становится женственной, и в голове мелькает несвоевременная мысль - понравится ли Финнику такая Энни? Я едва заставляю себя оторваться от зеркала и вернуться в кресло стилиста.  - Теперь прическа? - спрашиваю с куда большем энтузиазмом, чем в самом начале перевоплощения, сидя на высоком кресле и болтая босыми ногами. Каждая девочка мечтает хотя бы раз в жизни почувствовать себя настоящей принцессой.

Отредактировано Annie Cresta (2017-07-16 12:26:23)