Я практически не видела Пита с тех пор, как нас спасли из Капитолия. Впрочем, едва ли Мелларк воспринимает это как спасение - над ним хорошо поработали, перекроив его воспоминания как старое лоскутное одеяло. Говорят, он набросился на Китнисс и едва не задушил ее, как только увидел. Говорят, что он в каждом видит врагов и недоброжелателей. Говорят, что он изменился до неузнаваемости. Говорят, что прежнего Пита уже не вернуть... Слухи разлетаются со скоростью звука и не обходят стороной даже меня, хоть мой круг общения и максимально узок. Люди думают, что способны понять все на свете, что достаточно навесить нужные ярлыки и тем самым обличить самую суть человека. Мне ли не знать? О чем судачит весь дистрикт без умолку: Финник Одэйр женится на сумасшедшей из своего дистрикта. Быть может, против меня лично никто ничего не имеет, но наверняка каждый задается вопросом, что он во мне нашел. Впрочем, я и сама не знаю на него ответа.

Не то что бы с Питом Мелларком меня связывало что-либо хоть как-то напоминающее дружбу или что-то в этом роде. Но трудности и беды всегда объединяют людей, пытающихся их преодолеть. Кто-то может нам сопереживать, кто-то искренне желать оправиться и прийти в себя, но никто не способен понять. Никто, кроме нас – тех, кто на собственной шкуре испытал новейшие достижения столицы Панема в области пыток и игр с подсознанием. Первое время к Питу никого не пускали, да и Финник был решительно настроен против того, чтобы я его навещала. Все вокруг были уверены, что Капитолий им подсунул машину для убийства Сойки, символа революции, без которого велик шанс того, что все опустят руки и перестанут оказывать сопротивление. Но я видела, что с ним делали, видела, как он боролся. И если уж им не удалось отнять мою любовь к Финнику, или сделать ее хоть чуточку тусклее, то и чувства  Пита едва ли им удалось убить.

Новость о том, что на нашей свадьбе будет праздничный торт сама по себе показалась мне удивительной, но еще большим сюрпризом было, когда мой жених сказал мне, кто вызвался его украсить. Я не сразу решилась пойти на кухню. После ужина Одэйр отправился на примерку к Эффи, оставив меня в нашем отсеке совсем одну. Вариант переодеться и лечь спать был отметен мной сразу – я не могу спокойно уснуть, пока его нет рядом. Мне вообще порой кажется, что если его нет в моем поле зрения несколько часов, я вот-вот сойду с ума. Решение прогуляться до кухни приходит почти спонтанно, и кажется едва ли не безумием, Финник точно не одобрил бы, но мне почему-то кажется, что я знаю, что делаю. Впрочем, моя решительность испаряется, как только я оказываюсь на пороге кухни. Я вижу Пита, но лишь со спины, и почему-то бестолково смотрю ему в затылок. Что я вообще тут делаю? Что мне ему сказать? О чем вообще мы можем говорить? Мы ведь как будто из разных миров.

Я только думаю повернуться и уйти, пока меня не заметили, как Пит резко оборачивается ко мне, в его руке зажата скалка, костяшки пальцев аж побелели от напряжения, а взгляд обжигает холодом и страхом. Я замираю на месте, не в силах пошевелиться - плохая была идея, не стоило приходить. Внутри меня что-то испуганно вздрагивает, но я не успеваю погрузиться в очередное страшное видение, потому что парень вдруг меняется в лице и опускает оружие, поспешно отшутившись.  Едва ли я ожидала подобной реакции, и на шутку издаю в ответ невнятный смешок. Не сразу прихожу в себя, замявшись на пороге, пытаюсь закрепить мысль, что Пит не причинит мне вреда.

-  Порядок, меня не впервые путают с мышью, – отвечаю возможно не слишком удачной шуткой, мягко улыбнувшись и все-таки делая шаг вперед. -  Я не помешаю? – заглядываю через плечо мастера, который усердно вырисовывает взбитыми сливками морскую пену на синих волнах. - Это просто потрясающе! - я смотрю на кондитерское изделие как завороженная. Я прекрасно понимаю, что работа еще не закончена, но суть идеи не может не восхитить. Если бы кто-то только знал, как я скучаю по теплым водам океана, золотистому песку, проскальзывающему между пальцами босых ног, по ласковому ветру, щекочущему лицо – по дому, в который мне так хотелось бы вернуться. -  Прости, я об этом не подумала. – А ведь и правда, это должен был быть сюрприз, и получился бы он просто волшебным! Смотрю немного виновато. -  Но для Финника он таковым и останется. Уверена, он будет в восторге, – заверяю я мастера. Вопрос о сне ставит меня в тупик, и я не сразу решаюсь ответить, ведь в этом плане ему еще хуже, чем мне. - Я... наверное, эта ночь будет самой длинной в моей жизни, - пожимаю плечами, грустно улыбнувшись, и присаживаюсь на свободный стул. - Знаешь, я все еще боюсь засыпать, мне кажется, что стоит мне закрыть глаза, и все это исчезнет, и я очнусь... там, - не сразу нахожусь, какое определение дать месту нашего недавнего пленения. Как ни странно, говорить на чистоту вовсе не сложно, Пит не делает вид, что слушает – он меня слышит. Он не пытается понять, делая надо собой усилие – он понимает. И этот факт непроизвольно толкает на откровенность. На вопрос, нервничаю ли я, отвечаю, чуть помедлив, мне не хочется взваливать на него еще дополнительным грузом свой предсвадебный мандраж. -  Немного, – отвечаю, опустив взгляд и попытавшись улыбнуться. Никогда не умела врать. Даже приступы паники на приемах у психиатров симулировать не приходилось, они и без моего актерского таланта умели их спровоцировать. -  Ужасно нервничаю, – все-таки признаюсь, поднимая глаза на парня.

Отредактировано Annie Cresta (2017-05-12 10:53:14)

Когда на весь Панем прогремела весть о предстоящей свадьбе победителей 74-х Голодных игр, Финник рвал и метал. Казалось, он ненавидел этих двоих всем сердцем. Он не верил ни в искренность их чувств, ни в естественность помолвки. Ни одного из них не продавали жаждущим извращенных ласк столичным богатеям, им не приходилось прятаться от посторонних глаз, им позволили создать семью, - Одэйр считал, что они украли жизнь, о которой мечтали мы. Я воспринимала это как что-то стороннее, Финник же - на свой счет. Он прекрасно понимал, что Сноу ничего не делает просто так, мы убедились в этом на собственном опыте, и, вопреки моим призывам не воспринимать это как личную обиду, Финник с нетерпением ждал, когда же «влюбленных» настигнет более страшная участь, чем публичное притворство.  Условия квартальной бойни все расставили на свои места,  и Сноу ясно дал понять, что второй раз фокус с двумя и более победителями не пройдет, но мне тогда стала безразлична пара из 12-го, я даже не вспомнила о них, когда крепко прижималась к любимому мужчине, в очередной раз прощаясь с ним навсегда. В тот момент мне было важно, чтобы он вернулся. Я не хотела думать, какой ценой, скольких людей ему придется для этого убить своими руками, что мы потеряем Мэгз – я не могла и не хотела воспринимать ничего – лишь спрятаться в своем маленьком вымышленном мирке и ждать, когда он вернется ко мне.

- Настоящая, - эхом отзываюсь я на его слова. Нет, в этом я не сомневаюсь и никогда не сомневалась, я люблю его с детства, и это чувство ничто не способно заглушить, даже транквилизаторы, призванные избавить меня от эмоций, страхов и волнений, даже Капитолий, который отыскал мое слабое место и давил непосредственно на него, почти не прибегая к физическому воздействию. - Мою уверенность в этом тоже пытались разрушить, Пит.

Они думали, что мне что-то известно, что избавив меня от привязанности к человеку, которому я верна во всех смыслах, они сумеют развязать мне язык. Но откровенные сцены с другими женщинами, мужчинами или даже с несколькими партнерами сразу - все это не вызывало у меня ожидаемой ими реакции. Да, я хотела отвернуться, закрыть глаза, не смотреть, меня душила ревность, которую я прогоняла одной мыслью - все это из-за меня, - и на смену ревности приходило чувство вины. Одэйр никогда не говорил об этом вслух, он не хотел, чтобы я вообще себя в чем-либо винила, но глупо было бы не догадаться, что меня оставили в покое не просто так. Если бы это делал не он, пришлось бы мне. Эгоистично, быть может, но мы оба знали, что я бы не выдержала и ночи в чужих руках, меня бы доломали окончательно. Мысли и чувства диссонировали друг с другом, вступая в нешуточный бой в моем подсознании. Но у них мало что вышло, ведь, пытаясь отыскать мои слабые места, они давили на самую сильную точку моего подсознания - на мою любовь к Финнику. Впрочем, быть может, мне просто повезло, ведь чувства Пита им удалось обернуть против него самого. Мне хочется помочь ему, но не знаю, как именно это сделать - от каких слов ему станет легче, а какие сделают только хуже.

Видимо, распознав мое замешательство, Мелларк переводит тему, которую я с удовольствием подхватываю. Воспользовавшись приглашением, я подхожу к торту и внимательно разглядываю его - работа над декорированием коржей только начата, но художественный талант парня не может не вызывать восхищения.  Едва ли 13-й Дистрикт располагает всеми теми ресурсами, какими обеспечены кондитеры Капитолия, но Пит ничуть не уступает им в мастерстве и явно превосходит в изобретательности.

- Финник любит символы, он умеет придавать значение всему, что видит, - делюсь я, улыбнувшись. - Вода - символ жизни и перемен  - от настораживающего штиля или умиротворяющих невысоких волн до разрушительного шторма.  Корабль символизирует путь, стремление к чему-то новому, неизведанному, и покорению строптивой стихии. Маяк как начало новой жизни, а якорь - знак верности, - перечисляю я, оборачиваясь в сторону Пита. Я словно и вовсе забыла, что рядом со мной на кухне есть еще кто-то. - Не все толкуется одинаково, это целый язык со своими оттенками и интонациями - достаточно включить воображение, и вот уже бессмыслица складывается в полноценную историю. - Я не жду понимания, я и сама не все замечаю, а Одэйр видит и обязательно делится со мной. - А можно я попробую? Научи меня, - прошу, с энтузиазмом глядя на кондитерский мешок, как ребенок, не желающий даже думать, что ему могут в чем-то отказать. Конечно, Питу едва ли хочется целую ночь переделывать то, что я испорчу, но мне почему-то кажется, что я легко управлюсь с каким-нибудь небольшим элементом на торте.

На мой рассказ Пит реагирует довольно скептически, мрачнеет, опустив взгляд, явно вспомнив нечто, что совсем не доставляет ему удовольствие. По правде говоря, никак не могу взять в толк, что же такого сказала, и как вести себя дальше. Сейчас я как никогда понимаю Финника, как тяжело ему фильтровать каждую фразу, чтобы случайно не ранить меня неосторожным словом. Ему приходилось делать это постоянно, и он ни разу не сдался, казалось, ему и в голову не могло прийти отступиться, оставить меня, он был рядом со мной все то время, что было в его распоряжении, учился понимать меня и чувствовать, а может, просто всегда умел это делать. Я же не могу найти подходящих слов, спотыкаясь о каждую свою мысль, сама же ее критикую и отбрасываю прочь. Слишком уж давно  я не общалась с новыми людьми, и словно вовсе разучилась это делать.

Тем не менее, моя просьба научить рисовать кремом встречена  с относительным энтузиазмом. Пит внимательно разглядывает свое творение, выбирая, что бы доверить мне. Я тоже не свожу глаз с кремового великолепия, смотрю на него скорее как на произведение искусства, нежели как на кондитерское изделие. В нашем Дистрикте не одна кондитерская лавка, но торты и пирожные в них куда более просты, на мой взгляд. Наконец, Мелларк останавливает свой выбор на белой кувшинке, непонятно как затесавшейся среди бушующих волн. С одной стороны, это неточность, ведь водяные лилии предпочитают пресные и более спокойные водоемы, но с другой - я всегда была не прочь пофантазировать о невероятном и даже совершенно безумном. То, что один сочтет за ошибку, то всегда можно назвать чудом, волшебством, в которое нужно лишь поверить, и все встанет на свои места. Я не делаю замечания Питу,  и Финник не станет, я уверена.

- Водяная лилия - символ зарождения новой жизни, - неожиданно для себя вспоминаю я, наблюдая за Питом, который показывает мне, что нужно взять и в какой последовательности использовать, чтобы создать прекрасный белый цветок. Я смотрю на лилии и понимаю, насколько далеко от меня то значение, которое я дала им. Если о свадьбе мы с Финником думали и мечтали, то о детях даже не заикались. Мало того, что неизвестно еще, чем бы это обернулось для нас, так еще и ежегодная Жатва вынуждает супружеские пары несколько раз задуматься, а стоит ли? Сейчас все еще более непредсказуемо. Если планы лидера 13-го не осуществятся, и Капитолию все же удастся остановить восстание, едва ли там будут жаловать предавших власть победителей, не говоря уже о том, что мы и так в любой момент можем погибнуть. Не хочется об этом думать, тем более, накануне собственной свадьбы, но тревожные мысли не отпускают меня, словно стремительно поглощающая меня болезнь, от которой никак не отыскать лекарство.

Я справедливо пытаюсь переключиться, старательно повторяя действия Пита по созданию кувшинки. Всякий раз отвлекаюсь и поднимаю взгляд на своего учителя, чтобы прочитать по его лицу, правильно ли все делаю. На контрасте с крохотным цветком, лепестки которого я усердно вывожу, весь торт кажется просто огромным. Я видела такие только на банкетах во Дворце президента в Капитолии, к ним, как правило, даже не прикасался никто, воспринимая как элемент декора.  Впрочем, у меня тоже ни разу не возникало желания их попробовать, как и что-либо там. Как Персефона в царстве у Аида, словно стоит мне прикоснуться к какой-либо еде с бесчисленных подносов, от которых ломились столы, и я останусь рабыней столицы навсегда, как и Финник.

- Я правильно делаю? - спрашиваю на всякий случай, так как сам Пит не произносит ни звука, пока я вырисовываю очередной заостренный белоснежный лепесток. - Жаль, что тебе не позволят присутствовать, - бормочу я скорее самой себе. - Там будет очень много людей, я почти никого из них не знаю, Финник тоже, - пожимаю плечами, разминая большими пальцами кусок мастики зеленого цвета, пытаясь слепить из него лист для своей кувшинки. - Меня не оставляет нехорошее предчувствие, - признаюсь я. Едва ли кто-то воспримет мои слова всерьез, ведь моя репутация съехавшей с катушек на фоне посттравматического стресса девочки  преследует меня уже не первый год, и все мои видения и опасения давно воспринимаются как приступы паранойи. Кто-то махнет рукой, Финн попытается успокоить и убедить, что я не права. Может, и впрямь не права, но что-то мне подсказывает, что Пит поймет, о чем я говорю, пусть даже мы оба будем теми сумасшедшими, которые ошибаются. - В смысле, я хочу этого, но весь этот шум, понимаешь, -  сбивчиво излагаю свои мысли теми клубками, которыми они сплелись в моей голове. Немного собравшись и глубоко вздохнув, продолжаю: - Все это время нам приходилось скрывать свои чувства от других, постоянно прятаться, чем-то жертвовать, а теперь все перевернулось с ног на голову. И я не хочу сказать, что меня устраивало, как было, просто... - я запинаюсь, понимаю, что мастика с моих пальцах совсем растаяла и теперь лишь пачкает кожу. Откладываю оставшийся кусочек и вытираю пальцы о бумажную салфетку, продолжая свой невнятный монолог. - Как-то все очень быстро переменилось, и это меня пугает.

Я вижу, что взгляд Пита устремлен на мои руки и зарождающуюся из-под них белоснежную кувшинку, но глаза его словно стеклянные, он смотрит на меня, но не видит, явно увлеченный своими мыслями. Любопытно, что у него в голове творится. Финник говорил, что его сознание искажено практически до полной противоположности действительности. Говорят, что воспоминаний настоящих почти и не осталось. В каком-то смысле мне несложно его понять, я довольно часто путаюсь, где реальность, а где очередной ночной кошмар. Не всегда понимаю, что было на самом деле, а что – игра подсознания. Но мне хотя бы есть, у кого спросить. Получив ответ от Финника, я принимаю его как истину, в которой более не сомневаюсь. У меня нет ни единой причины не доверять ему или доверять кому-то другому, кроме него. Питу в этом плане гораздо тяжелее приходится, он никому не может доверять всецело, в каждом видит врага, в любом слове или добром поступке ищет подвох. Сложно винить его в этом, но, тем не менее, он до сих пор признан социально опасным.

Я не знала его до Игр, не знаю практически ничего о его прошлом, но мне сейчас он кажется абсолютно вменяемым, мягко откликается на мою просьбу проверить проделанную работу, хвалит, чуть подправляя покосившийся лепесток. Он совершенно не похож на машину для убийств, у него добрые глаза и приятная улыбка. Во всяком случае, вполне очевидно, что лично для меня он опасности не представляет.

Совершенно неожиданно он начинает рассказывать о своем отце. Я замираю, слушаю его внимательно, стараясь ничем не отвлекать от мысли. Он говорит о кондитерской, о выпечке, которая отлично удавалась его отцу, о том, как сам учился украшать торты и пирожные – все эти воспоминания такие искренние и настоящие, что в них не видно и следа капитолийской грязи. Нетронутые островки все-таки существуют, и это не может не радовать. Я хочу узнать больше, но Мелларк переводит тему, вспоминая о Койн. Я лишь пожимаю плечами - не знаю, чего она хочет. Впрочем, вполне вероятно, что и сама госпожа президент не рассчитывала на такой размах.

- Хорошо, - отвечаю ему с улыбкой на просьбу помочь с украшением торта. - Только недолго, Финник будет волноваться, - добавляю, вспомнив, что не сказала жениху, куда пошла, да и не отпустил бы он меня, но об этом я предусмотрительно умалчиваю. - Сколько кувшинок еще нужно? - спрашиваю, с готовностью вооружаясь кондитерским мешком, наполненным свежей меренгой. Думаю, Финну будет приятно попробовать торт, к которому его невеста тоже приложила руку. Мне редко приходилось ему готовить,  и я уже не помню, когда делала это в последний раз.  В 13-м Дистрикте с продовольственным разнообразием все обстоит не лучшим образом, и еда тут представляет собой средство выживания, и хоть о каких-то гастрономических изысках говорить не приходится. Как-то вечером, накручивая мой рыжий локон на палец, Одэйр с печальным вздохом сказал, что соскучился по вкусу мандаринов. И это был, пожалуй, единственный случай, когда он говорил о себе, да и то, скорее, чтобы вызвать у меня улыбку. Гораздо больше он сокрушается, что не может лишний раз побаловать меня, как делал это раньше, словно не понимая, что отпускать его каждый раз в Капитолий было куда более мучительно, чем ежедневно питаться тушеной репой и жить по расписанию.

Пит соглашается с моим наблюдением, его жизнь тоже изменилась очень резко, и отнюдь не в лучшую сторону. Он потерял очень много, и когда он вновь заговаривает про нас с Финником, у меня создается впечатление, что наш союз для него хуже соли на свежую рану - как бы ни пытался он радоваться за нас, в голосе чувствуется какое-то сожаление. Мне даже становится немного стыдно за свое счастье, которое я обрела там, где другие только теряли. Молчу, опустив взгляд, никак не комментируя, отзываясь лишь на просьбу рассказать потом, как все прошло и принести кусочек свадебного торта.

- Договорились, - улыбаюсь я, мысленно обозначив для себя такую задачу. К сожалению, при всем желании, едва ли я смогу сделать для него больше. Разве что, еще пару кувшинок на кондитерском великолепии и несколько минут теплого общения.

Отредактировано Annie Cresta (2017-06-21 16:47:08)

Пит показывает мне, где еще нужно создать выученный мной только что элемент, и я незамедлительно приступаю к работе. Глендауэр был бы доволен, он считал, что мне не хватает сосредоточенности, чтобы научиться контролировать свое подсознание, одно время Мэгз занималась со мной рукоделием: мы вязали, плели украшения из бусин, делали гравюры и создавали картины из мелких морских камушков и ракушек, которые предварительно находили на пляже. Я все чаще ловлю себя на мысли, что очень по ней тоскую, эта потрясающая мудрая женщина без колебаний пожертвовала собой, чтобы спасти мальчика, который сейчас стоит передо мной. Я не могу ее осуждать, но от досады иногда хочется кричать, это уже второй близкий мне человек, которого погубили игры, которому пришлось отдать свою жизнь, чтобы продлить ее для другого. Нам с Финником обоим не хватает ее советов, слов похвалы, а иногда и укоризненного взгляда. Она значила для нас гораздо больше, чем мы сами думали, ценили недостаточно.  Сейчас уже поздно об этом жалеть, но я непроизвольно задумываюсь, что Фланаган понравилось бы рисовать со мной кувшинки кремом на торте.

Как это бывает со мной довольно часто, когда я на чем-то сосредоточена, я настолько погружаюсь в процесс, что совсем забываю обо всем остальном, в том числе, что меня окружает. Поэтому, когда слышу сквозь пелену собственных мыслей голос Пита, вздрагиваю и поднимаю на него удивленный взгляд. Пытаюсь осмыслить заданный вопрос, а главное, к чему он был задан. Каково что? Я что-то пропустила? Он говорил, а я не слышала? Со мной такое бывает. Смотрю на Мелларка совершенно беспомощно,  но не успеваю сознаться, что не понимаю его, потому что он продолжает говорить.

- Что? – с каждым его словом мое недоумение только растет, он говорит как будто не о нас с Финником, а о других людях, с другой планеты с другими правилами и законами. Мой круг общения всегда был настолько узок и настолько посвящен в нашу с Одэйром историю, что я совсем не привыкла объяснять кому-то, как все было на самом деле. Да и не было необходимости. Сейчас передо мной стоит победитель Голодных Игр, который еще не успел в полной мере вкусить последствий своей «победы». Более того, ему не просто позволили сыграть свадьбу с Китнисс. Президент настаивал на торжественном событии. Наверное, поэтому Пит думает, что победителям так просто узаконить свой союз.

Я теряюсь, не зная, что ему ответить, с чего начать, да и стоит ли? Столько лет мы держали в тайне все, что касается нас, под натиском журналистов в Капитолии я бессвязно лепетала о том, что Финник помогает мне и моей семье, не упоминая даже о том, что мы дружили в детстве. Но такие встречи мне приходилось переживать нечасто, обычно меня быстро уводил от журналистов Уиллфорд, закатывая глаза и возмущаясь, что от их вспышек у меня слезятся глаза и вот-вот потечет макияж, хотя мы оба знали, что он использовал исключительно водостойкую косметику. Финнику приходилось сложнее, его атаковали едва ли не каждый день. На самый волнующий вопрос, не занято ли его сердце, он отвечал так, чтобы каждая женщина, на которую он взглянул хотя бы раз, подумала, что только о ней он и грезит. Что знает обо всем этом Пит? Да ничего ровным счетом. Он торопливо извиняется, замолкает, но не выдерживает и минуты в тишине, вновь возвращаясь к этой теме.

- Я люблю свой дом, Пит, и скучаю по нему, - тихо произношу я, и это чистая правда. – Но счастлива я только рядом с Финником, совсем не важно, где. -  Я все еще не знаю, что можно рассказывать, а что нет. – Вы первая пара победителей, которой позволили пожениться, - произношу негромко, поднимая на Пита осторожный взгляд. Я уже поняла, что тема Китнисс отнюдь не безопасна, поэтому спешу увести в другую сторону. – Из остальных  замужем была всего одна девушка, ее выдали за богатого капитолийца, преподнесли как красивую сказку, свадьба гремела на всю столицу, но Финник говорил, что она выглядела несчастной. – Пожимаю плечами. Никому толком не известно, любила ли Цецилия своего мужа или просто привыкла подчиняться и играть по правилам. Я видела ее всего пару раз под руку с супругом, но мы даже парой слов не обмолвились. – После победы трибут становится ресурсом, марионеткой, и вся его дальнейшая жизнь проходит так, как выгодно президенту. Наша свадьба ему была не выгодна, - добавляю я, давая понять, что объясняли нам это весьма доходчиво. – Здесь никто нас не шантажирует, не грозится отнять друг у друга. Дело не в свадьбе, а в возможности, понимаешь? У нас еще никогда не было столько свободы, сколько мы имеем сейчас. – Звучит, должно быть, дико, но это правда. Финника куда меньше напрягают тренировки, съемки и вылазки в Дистрикты, чем поездки в столицу на всевозможные вечеринки, фуршеты и прочие увеселительные мероприятия, где его желали видеть. Во всяком случае, мы видим друг друга каждый день, вместе засыпаем и просыпаемся, ходим в столовую, не боимся, что нас кто-нибудь заметит вместе, что кто-то узнает правду. Разве не это настоящая свобода?

Я опускаю взгляд на цветок, который так и не успела доделать, отвлекшись на разговор. Один лепесток получился смазанным, когда я дернулась, услышав голос Мелларка. Разглядываю его внимательно, раздумывая, как бы его исправить самостоятельно, но не решаюсь это сделать.

- Пит, мне нужна твоя помощь, - обращаюсь к парню, указывая на свою оплошность. – Это же можно исправить?

Отредактировано Annie Cresta (2017-06-28 17:06:59)

«Цецилия погибла у Рога Изобилия».
После этих слов я уже ничего не слышу, уши словно заложило, замираю как статуя, смотря в пространство перед собой. Сквозь навязчивый гул слышу отдельные слова: Китнисс, Панем, доверять нельзя, пойдет на все, выпустит стрелу – отдельные, глухие, они почти не трогают меня. Смерть Цецилии словно возвращает меня к рубежу понимания – как много из тех, кого я знала, погибли. И это моя реальность, та самая, в которую меня возвращает снова и снова терапия и всевозможные препараты, та самая, в которой мне приходится оставаться ради Финника. Мне становится невыносимо стыдно за свое счастье, за то, строю его в каком-то смысле на костях тех, кто когда-то был мне дорог, просто знал или относился тепло. Мне все говорят, что я ни в чем не виновата, что все это произошло бы и без моего участия, но почему тогда так невыносимо больно принимать эту истину? Мне вспоминаются люди, которых я больше никогда не увижу, чью смерть видела своими же глазами или мое подсознание воспроизводило страшные видения в ночных кошмарах. И то и другое одинаково реалистичное, настолько, что понять, где правда, а где игра моего воображения или «воспоминания», навязанные Капитолием, практически не представляется возможным. Голос Пита утопает в шуме, криках, непонятном скрежете. Голова кружится, я закрываю уши ладонями, чтобы хоть как-то остановить эти голоса и звуки. Совсем рядом мелькает тень, и я отшатываюсь в сторону и оседаю на пол. Хочу закричать, но крик застревает в горле.

Я раскачиваюсь взад-вперед, словно пытаясь укачать свои видения, ужасные вещи: лихорадочный блеск глаз матери, так увлеченной бедами других, что не заметила своей собственной болезни, пока не стало слишком поздно; смерть лучшего друга на Арене; кровь Арии у меня на руках, я не смогла ей помочь; Цецилия, Вайресс, Мэгз, Финник… Стойкое и навязчивое воспоминание заставляет меня всколыхнуться и вскочить на ноги.

- Финник! – зову я, оглядываясь по сторонам и не осознавая, где я, сознание словно не хочет возвращать мне истинные воспоминания. Мечусь по комнате как тигр в клетке, пытаясь побороть головокружение, на что-то натыкаюсь, отступаю, вновь находя бедром какой-то предмет. Где-то словно вдалеке слышу голос Пита, тот самый, который говорил про Китнисс и стрелу. Воспоминание того, как Сойка отпускает тетиву, и стрела летит прямиком в сердце моего любимого мужчины, вновь заставляет меня схватится за голову. Все это не правда, не может такого быть. Больно - где-то в груди очень-очень больно. Я вновь выкрикиваю его имя, но, подняв голову, вижу перед собой другого человека. Пит Мелларк, это он. Его я никогда не видела в своих кошмарах и видениях, он всегда был только в реальности, которая, впрочем, едва ли им уступала хоть в чем-то. – Пит, - бестолково констатирую я, разглядывая его лицо. – Где Финник? – шепчу я, беспокойно оглядывая кухню, которая начинает казаться мне вполне знакомой.

За спиной Пита я вижу торт. Свадебный торт, который он  украшает здесь уже несколько часов. Наш с Финником свадебный торт – завтра мы поженимся, как и мечтали столько лет. Я почти успокаиваюсь, когда слышу тяжелый звук шагов. Разумеется, Пита оставили здесь не без надзора. Двое крепких мужчин направляются к Мелларку, явно планируя вернуть его в место заточения.

- Все в порядке, мне просто, - я запинаюсь, пытаясь придумать что-то, что может исправить ситуацию. – Просто показалось, что я увидела мышь, - выпаливаю я, вспомнив отговорку самого Пита. – Ужасно боюсь мышей, - устремив взгляд в пол, вру беззастенчиво,  хоть совсем этого не люблю. К сожалению, Капитолий приучил меня врать и скрывать правду от посторонних, чтобы мои близкие были в безопасности. Покосившись с недоверием на меня и просканировав взглядом своего поднадзорного, мужчины все-таки поворачиваются к выходу и удаляются. – Прости меня, я не хотела, - спешу извиниться перед юношей, когда люди в форме покидают кухню. – Я не могу это контролировать, - объясняю я, опуская взгляд. – Я не знала, что произошло после того, как перестали работать камеры, - говорю я тихо, сама не понимаю, зачем. – А потом в Капитолии мне показали. Они заставили меня думать, что Китнисс убила его, убила Финника, понимаешь? – Я смотрю на него, пытаясь побороть подступающие к глазам слезы. – Но это ведь неправда, он жив, завтра наша свадьба, – я перевожу взгляд на не завершенный торт, словно отыскав в его облике якорь, не позволяющий мне вновь унестись в пучины ложных воспоминаний.

Отредактировано Annie Cresta (2017-08-01 13:31:47)

Мне немного стыдно за свое поведение и за то, что Питу пришлось стать невольным свидетелем, не говоря уже о том, что причиной, моего приступа. Благо, я довольно быстро пришла в себя, как минимум, еще до того, как в помещении появились солдаты. Боюсь даже представить, чем бы все закончилось, если бы я углубилась в пучину своих кошмаров, из которой вытащить меня может только Финник. Мой жених говорит, что мое нынешнее состояние едва ли не близко к тому, что творилось со мной первые несколько месяцев после игр. Словно за время, проведенное в плену, мое психическое состояние откатили на пять лет назад, и вся терапия Глендауэра коту под хвост. Впрочем, постоянное присутствие Одэйра благотворно влияет на мое состояние, во всяком случае, мне кажется, что так. Он со мной говорит, отвечает даже на самые глупые мои вопросы бесчисленное количество раз, не раздражается, терпеливо повторяя все, что мне нужно услышать. Это помогает мне, и помогло бы и Питу, будь у него такой человек, которому он мог бы доверять так же, как я Одэйру. Капитолий намеренно лишил его такого человека, сделал из любимой девушки заклятого врага.

Не уверена, что мне под силу посеять зерно сомнения в почву слепой ненависти к некогда любимой им Китнисс. Одэйр говорил год назад, что их чувства не настоящие, что их "любовь" - всего лишь средство для достижения цели - победы на играх. Но я не хотела верить в это – может быть, зря. И все же, ненависть – слишком уж сильное чувство, которое весьма непросто взрастить с нуля. У меня много вопросов к Питу. Я не знаю, что происходило с ним, когда его уводили миротворцы, что ему говорили, что показывали. Едва ли давление на нас обоих отличалось существенно. Я знаю, что в нашей крови нашли схожие химические компоненты. Разумеется, Пит сильнее меня не только физически, и едва ли Игры повлияли на него столь же сильно. Впрочем, ему-то удалось сохранить в живых близкого человека. Тем не менее, мне стоит быть осторожной. Может, приступы Пита и отличаются от моих существенно, но это не значит, что с ним их не случается вовсе.

Юноша благодарно улыбается мне, когда уходят охранники. Я и сама чувствую заметное облегчение, меньше всего мне хотелось бы, чтобы он пострадал из-за меня. Он заботливо интересуется моим состоянием, внимательно выслушивая сбивчивые объяснения моего поведения. За какие-то фразы он цепляется  и тут же задает вопрос, уже не боясь меня напугать, словно мои догадки верны и мое состояние ему не чуждо. Это ощущение не берется из неоткуда. Как правило, те, кому доводилось становиться свидетелями моих приступов, старались не повторять опыт взаимодействия со мной, предпочитая держать дистанцию. Едва ли меня это расстраивало когда-либо. Но Пит меня в каком-то смысле даже удивил.

- Показывали, - повторяю я за ним, словно пытаясь вспомнить, что именно мне показывали, а что рассказал мне Финн. – Показывали записи… вернее, не так, не настоящие записи, - поясняю я, не зная, как более понятно изложить свои мысли. Не все из них были ненастоящие, это я понимаю, как бы мне ни хотелось верить в их невозможность. Но тот ролик, в котором стрела Китнисс пронзает сердце моего жениха, определенно смонтирован. Я зажимаю пальцами виски, чувствуя как воспоминания вновь пытаются вернуть меня туда, где мне было так плохо. – Снопы огненных искр от разрушенного купола Арены, Китнисс убивает двух трибутов, в числе которых Финник… Дальше я не смотрела, не могла смотреть, - говорю севшим голосом. Наверняка ему показывали нечто подобное, демонизировали девушку, наблюдавшую не так давно за ним сквозь одностороннее стекло. Я помню, как она плакала, помню взгляд, полный боли и сожаления – она винила себя и только, как он винит ее. И я знаю, что это правда, не чьи-либо слова, сфальсифицированные записи или слухи. Это то, что видела я своими глазами. И она готова бороться, знать бы только, что не безнадежно. Но я не успеваю даже подобрать слов, и отшатываюсь от него, как будто меня током ударило, когда звучит его следующий вопрос. – Ты серьезно? – спрашиваю, широко распахнув глаза. Разве я сказала не достаточно? Слышит ли он меня вообще? Создается впечатление, что его память не просто подправили, но и научили мозг считывать информацию ровно наоборот. – Финник не видит причин не доверять Китнисс, а я не вижу причин не доверять ему, - склоняю голову набок. – Он честен со мной, я точно знаю. Всегда вижу, когда он врет, даже если делаю вид, что поверила, - опускаю взгляд. Он никогда не обманывает меня без необходимости, хоть я и это не одобряю, иногда понимаю, что не знать правду будет безопаснее для меня же.

Отредактировано Annie Cresta (2017-10-23 19:33:59)