"Я хочу остаться самим собой".

Они преследуют меня вот уже пару дней. Те слова, что Пит сказал мне еще на первых наших с ним Играх. Я тогда еще посмеялась над ним - люди хотят выжить любыми способами, а он лишь "остаться собой". Только вот сейчас мне совсем не смешно. И именно сейчас я понимаю смысл этих слов.
Тот, кто вернулся из Капитолия - не похож на Пита. Внешне - да, пусть он и исхудал до невозможности, а на коже живых мест не осталось от синяков. Но взгляд - это не Пит. Никогда не видела в нем столько ненависти, злобы и боли. И главное, что причиной всему этому была я.
Не знаю, как мне теперь со всем этим жить, но раньше ведь как-то получалось? Осознавать, что врала ему раз за разом, чтобы спастись самой. Пусть мне и было стыдно за мои поступки после, но это все равно ничего не меняет. Как и не меняет сейчас - он стал тем, кем он сейчас был, только из-за меня. Все, что случилось с ним - только из-за меня.
Так почему я так удивилась его поступку? Тому, что он кинулся меня душить. Я не знала, как на это реагировать, да и просто не могла, наверное, совершенно никак, кроме глупого растерянного взгляда и хриплых попыток позвать его по имени. Зная, что меня стоило бы ненавидеть за собственный эгоизм, все равно не была готова ко всему этому. Особенно, после того, как нуждалась сейчас в Пите больше всего на свете.

После того случая, я подходила к стеклу снова и снова - мне хотелось видеть Пита, хотелось доказать самой себе, что все происходящее неправда. И, видя собственное отражение - хомут на шее, красные испуганные глаза, я встречалась с чем-то еще более ужасным - дикой ненавистью граничащей с безумием. Он и правда был безумен, но я видела, как он узнавал остальных, как он говорил с ними, пытался это делать, а мое имя было синонимом лишь к одному слову - "убить".
Я ненавидела в те моменты Сноу сильнее прежнего, но это только еще больше забирало силы. Чем дальше, тем сильнее мне ничего не хотелось - ни революции, ни жизни вообще. Меня злило, что все от меня чего-то ждали - воодушевляющих речей, которые будут толкать людей на поступки. Мне и самой сейчас такие бы не помешали, а вместо этого я видела только понимающие взгляды в молчании.. А может так и к лучшему. Эти слова вряд ли помогли бы Питу, а пока он в таком состоянии, для меня не существует того, что происходит вне.
Я устала от всего. Я не хочу быть Сойкой-пересмешницей - символом этой чертовой революции, которая мне не была нужна.

Все это возникает в мыслях каждый раз, когда я смотрю на Пита. Меня к нему не пускают, да и я сама боюсь сейчас с ним встречаться. Кто знает, чем закончится еще одна такая встреча. В этих же соображениях, его привязывают к кровати, чтобы он никому не навредил. Будучи пленником в Капитолии, он продолжает быть им и здесь. Но тут от меня уже ничего не зависит. Мне сказали держаться от Пита подальше ради его же блага. Я стараюсь, но все равно прихожу к этому стеклу. Пусть Пит и не видит меня, но я часто задумываюсь над этим - знает ли он о том, что я прихожу? Судя по тому, что он постоянно выкрикивает мое имя в сочетании с этим "убить" - не исключает такой возможности. По его словам я "капитолийский переродок, что всех погубит". Может оно и правда.

Из мыслей в реальность меня возвращает чужой голос. И он заставляет снова перемотать все с самого начала по кругу. Я возвращаюсь к моменту прибытия отряда со спасенными трибутами. Я вижу Пита.. Как же я была рада, что он живой. Может я и тешила тем фактом свою собственную совесть (а была ли она у меня?). Может я действительно готова была отдать многое, только чтобы вернуть Пита. Может я действительно за все это время поняла, насколько сильно он мне был нужен, но..
Я смотрю на девушку, а слезы сами катятся из глаз. Ее слова вырывают меня в реальность, в которой я совсем не хочу находиться. Но как же я хочу верить ее словам. Верить в то, что Пит борется с Капитолием и его пытками до сих пор - борется ради меня. Это был не Пит, не в его глазах та ненависть, что предназначалась мне. Я должна сделать все, чтобы вернуть его назад. Но хочет ли он того?
- Ты ведь.. - "подруга Финника", почему-то хотелось сказать мне. Я слышала это имя, слышала рассказы Одэйра. Я знала, насколько дорога ему эта девушка. Финник был тем, кто понимает меня, он был тем, кого тоже хотели сломать, мучая его Энни. - Ты ведь из четвертого дистрикта? - я была рада, что эта девушка вернулась вместе со всеми. Я была рада, что хотя бы Финник не выглядел теперь белее тех стен, что окружали Пита. Если задуматься, то было ведь и что-то хорошее среди множества кошмаров, что происходили вокруг, но еще немного, и я сорвусь окончательно. Мне совсем больше не хочется быть Сойкой-пересмешницей в этой чертовой революции.

Мне всегда казалось, что я умею контролировать свои собственные мысли и чувства (и речь о настоящих чувствах, а не о том, что называется "игрой", которая все равно у меня не выходила). Хотя, странно называть контролем попытку спрятаться, отгородиться стеной от других. Наверное я слишком долго держала все в себе, и когда стена дала трещину, мне стало  сложно сдерживаться. Сложно сдерживать свои эмоции - я кричала на местный мед. персонал, начинала плакать, казалось бы, без причины, боялась любого шороха - и ничего не могла со всем этим поделать. И даже сейчас, стоя перед Энни, я не контролировала себя, несмотря на свое внешнее, казалось бы, спокойствие.

Руки, как и всегда, проняла мелкая дрожь. Уже и не помню, когда пальцы были способны крепко держать кружку, или ложку, а что уж говорить о стрелах.. От прежней меткой охотницы сейчас осталось немногое. Смешно, но я раскисла. Даже слез сдержать не в состоянии. Они катились сами, а я уже и не спешила их утереть. В больничном крыле к этому привыкли, Койн меня не трогала последние дни, мама с Прим постоянно заняты, а больше ко мне никто и не приходил за эти пару-тройку дней. Я раньше специально уходила подальше ото всех, забивалась в угол прачечной, куда никто не ходит, и могла сидеть там до самого вечера, погружаясь с головой в собственные мысли. Но сейчас мне и этого не хотелось - я попросту боялась утонуть во всех этих мыслях. Голос Энни был чем-то вроде спасения, таким заманчивым и нужным - я не хотела ободряющих речей, но я отчего-то была уверена, что она сможет сказать мне нечто нужное и важное. В конце концов, ее тоже вернули вместе с другими из Капитолия, она тоже пережила, наверняка, немало.

Помню, как меня злило непонимание со стороны Гейла - он не был на Играх, и мне казалось, что ему не понять того, что я чувствовала, но и рассказывать не стремилась. Сейчас я не понимала, что чувствовали пленники. Это не было праздным любопытством, я действительно пыталась понять, но только не понимаю - зачем? Пойми я чувства Пита, я все равно не смогу ничего исправить, случившегося не отменить, а прошлое не вернуть. А ведь так заманчиво это звучит. Так хотела ли я знать подробности того, что творилось в Капитолии? Что мне дадут эти знания? Усилят чувство вины? Отлично, это то, что было мне сейчас так нужно. Хотелось начать снова выстраивать невидимую стену, чтобы обезопасить себя от других (или скорее наоборот?). Но сейчас Энни словно бы плеснула лимонным соком на улитку, что осталась без ракушки - она задела то, что болело больше всего, но и, в то же время, у нее получилось добиться и обратного страданиям эффекта.

- Финник рассказывал мне о тебе, - я хмурюсь от дискомфорта - хомут еще не сняли, и вряд ли сделают это в ближайшие дни. Говорить по-прежнему трудно, но сейчас я чувствую в этом острую необходимость. Может, мне просто подумалось, что Энни сможет понять меня? - ..я не считаю тебя сумасшедшей. Не знаю, как такое вообще можно было подумать.. Мне всегда было все равно, что обо мне думают другие. Вообще об этом не задумывалась.. - я перевожу свой взгляд снова на Пита. Помню, на 74-х спросила его, в какой момент он понял, что любит меня. Мне было удивительно слышать, что это началось еще со школы, еще с той истории, о том как "мама этой девочки убежала с шахтером". Отец Пита любил мою мать, он же пришел со мной попрощаться перед Играми. Он же тогда же намекнул, что считает - у меня есть шансы выйти живой из бойни. Он не говорил про сына, а говорил про меня. Когда Пит рассказывал обо всем этом, странное было чувство. Я действительно не обращала на людей внимания, не хотела обращать, и мне было все равно, что думали обо мне другие. А оказалось, что рядом всегда был человек, что хотел, но боялся со мной заговорить. Видел во мне что-то, чего не видели другие. Да только вот что? Лучше бы ему было вообще этого всего не говорить. Никогда не заговорить с девочкой, что спела эту песню долины.

- Значит, после всего, что произошло, он все равно думал только обо мне.. - этот вопрос повисает в тишине. Наверное, он отчасти был риторическим. Я не то, чтобы не верила, просто.. Сложно было в это поверить, когда видишь ненависть в глазах Пита. Даже сложно назвать это просто "ненавистью". Наверное, я даже Сноу не желала убить настолько сильно, насколько желал убить меня Пит. Даже, скорее не убить, а уничтожить. Смерть порой казалась мне спасением, чем-то вроде легкого пути, а Сноу бы этого не позволил.

- Я так хочу помочь ему, - я говорю это практически шепотом, потому что уже не в силах говорить нормально. Слезы снова катятся по щекам, от слез просто начинает щипать глаза. - Но не знаю как. Я вообще не знаю, могу ли я что-то сделать. Было бы нечестно разувериться в нем сейчас, но я уже столько раз его предавала, - я ничего не могу с собой поделать. Я больше не вижу перед собой прежнего Пита, и отчего-то меня это отталкивает, пугает. Я боюсь того, что больше не в моих силах исправить мою же оплошность.

- Я думала, что он наверняка пожалел миллионы раз, что вообще когда-то признался мне в любви, - я прикрываю глаза, немного успокаиваясь. Подобные приступы стали привычными за эти несколько дней, что я лежала в мед. отсеке. Они проходили также быстро, как и появлялись.
- Прости. Не стоило мне, - наконец вытираю глаза, снова переводя взгляд на Энни. Мне хотелось спросить, как она сама, как себя чувствует, но вопрос отчего-то остался не заданным. Он прозвучал бы странно. Как может себя чувствовать человек, который пережил столько ужасов? Хотя, тут скорее вопрос в другом, готов ли этот человек идти дальше, несмотря ни на что? Я вот пока не готова.

Если бы у меня были на то силы, я бы злилась на себя. Ненавидела. Наверное, даже больше, чем Капитолий, его систему. Больше, чем Сноу. Какой же, наверное, фальшивкой я казалась со стороны.. Отвратительно. Все эти слезы, слова о том, как я хочу помочь Питу. Да кто поверит во всю эту чушь? Все видели, как я наставила на него оружие еще на 74-х Играх, только чтобы выйти из Игр живой. Кто-то скажет, что в подобной ситуации каждый поступил бы также на моем месте? Бред. Пит так не поступил, хотя мог бы, но все равно не стал этого делать. С самого начала только и делал, что помогал мне. Все думаю, что я сделала бы, если бы распорядители не купились на тот трюк с ягодами? Съела бы я их следом за Питом или смотрела, как тот умирает? Все задумываюсь над этим и не нахожу ответа. Уверена, окажись это правдой, я бы сыскала еще больше фанатов среди столичных жителей, они любят шоу тем больше, чем оно острее, чем больше драмы. А тут был бы пик всей истории - убить своего возлюбленного. На самом деле, в конечном счете так оно и случилось, пусть Капитолию и пришлось приложить к этому чуть больше усилий, исхитриться.

Иногда мне кажется, что все мои чувства до сих пор одна сплошная фальшивка. Мне сейчас вообще сложно отличить реальность от вымысла. Люблю ли я Пита? Это больше не имеет значения, потому что меня гложет чувство вины. Я заслужила ту ненависть, что видела во взгляде Пита. Я заслужила только ее и ничего более. Может, стоило не разыгрывать драмы, или наплевать на обещание, данное Прим и умереть самой, так было бы проще. Но я ведь не могла, не имела права оставлять сестру одну. А теперь, глядя на нее, понимаю, что она уже достаточно взрослая, чтобы справиться со всем сама. Наверняка знаю, что мой маленький утенок сильнее, чем я, гораздо сильнее. А я сейчас лишь бледное подобие той Китнисс, которую все знали раньше. Сама не заметила, как сгорела в собственном огне. Огненная Китнисс? Бред, да и только.

Если бы у меня были на то силы, я бы злилась на себя. Ненавидела. Но я выдохлась.

Слова Энни, словно пощечина, хлестко отдаются в сознании. Будто и правда по лицу ударили, приводя в чувства. Даже вздрагиваю как-то неосознанно, смотрю на Энни, словно бы не замечала ее ранее и только обратила внимание. Как на чужую. Но тут же успокаиваюсь, опускаю взгляд. Не знаю, что и думать. Взгляд все мечется между Энни и Питом, и я не знаю, чему верить. Да, она была рядом с ним, когда над ними издевались в Капитолии, но мне все равно трудно представить подобное. Наверное, потому что я сама себя ненавидела за все, что случилось и мне было сложно заглушить эту ненависть. Считала, что это единственное, чего я достойна, а сама не знала, как вообще можно цепляться за реальность только ради любви ко мне. Кто вообще мог в это поверить?

- Я не.. - "я не могу ему больше ничем помочь", так я хотела сказать, но запинаюсь на полуслове, словно бы все слова разом покинули мои мысли. Да и я на самом деле не знала, что ответить. Меня застали врасплох. Наверное, Энни и правда могла понять Пита, потому что и сама жила любовью, и только она помогала ей не выпасть из реальности окончательно. Финник всегда был рядом с ней несмотря ни на что, ни разу не видела, чтобы он без необходимости оставлял эту девушку одну. Да, вот еще одно отличие - эти люди жили ради других, ради любви, а мне было это неведомо. Я жила ради ненависти, и только лишь она заставляла меня идти вперед. Сложно было сказать правильно это было или нет, но пока это действовало, я должна была хотя бы попытаться что-то сделать, потому что иначе от меня совсем никакой пользы не будет.

- Не знаю, смогу ли я сейчас что-то сделать для него, пока он в таком состоянии, - кивком указываю на стекло, за которым находился Пит. - Не уверена, что вообще когда-нибудь пойму его, но.. Я все еще могу сделать кое-что, - последнее произношу как-то отвлеченно, словно бы все слова сошли во внутренний монолог. Койн нужно было мое присутствие, слова, способные зажечь толпу. Многие были истощены и морально, и физически, израненные, они не видели конца этой войне. Я не могла просить этих людей и дальше идти на смерть, но если бросить все сейчас, остановиться, когда уже столько всего было пройдено, это будет только на руку Сноу.

Пальцы машинально сжимаются в кулаки, так сильно, что белеют костяшки. Пусть я жила ненавистью, но если это было единственным, что способно заставлять меня идти вперед снова и снова, пусть я однажды окончательно сгорю в этом огне, я просто не имела права отступать. Я обещала Прим, что не оставлю ее одну. Я обещала Питу, что он вернется живым. Я обещала Сноу, что уничтожу его.

Я сделаю все, чтобы сдержать свои обещания.